Пабло Пикассо. «Королева Изабо». Творческие параллели

Итак, если мы посмотрим на «Королеву Изабо» в окружении наиболее близких к ней по стилю (а значит, и хронологически) произведений, то легко увидим, что в ее композиции соединяются изобразительные мотивы, которые принадлежат к двум предметным категориям, занимавшим творческое воображение Пикассо в течение зимы 1908-09 и весны 1909 года,-полуфигура и натюрморт.

На мольбертах, на стульях, на стенах, на полу-повсюду в мастерской Пикассо были вещи, над которыми он работал одновременно, принимаясь то за одну, то за другую, что-то оставляя незаконченным, что-то развивая далее, что-то переделывая. Таково было его обыкновение - вырабатываться полностью, исчерпывать себя до конца. Период полноты сменялся опустошенностью, за приливом следовал отлив.

С зимы 1908-09 года Пикассо был буквально одержим идеей натюрморта, в котором сосуды и разнообразных форм плоды образуют изысканные пирамидальные структуры с богато разработанными пространственными отношениями объемов и рафинированной игрой пластических криволинейных ритмов. К этой серии работ принадлежат эрмитажный «Натюрморт с компотницей» (Z. 21. 124; D-R. 209), а также «Компотница и тыква» (Нью-Йорк, Музей современного искусства, Z. 121; D-R. 210), где изображена точно такая же компотница с фруктами, что и в «Королеве Изабо». Прихотливый фасон этой чаши как бы исходит из некоего ботанического прототипа - слабая, но все же ощутимая примета вкусов эпохи, времени стиля модерн.

Самой же фигуре «королевы Изабо», как в позе, так и по расположению в пространстве, аналогичны два изображения Арлекина: «Арлекин» (Турин, частное собрание, Z. 21. 138; D-R. 258) и «Облокотившийся Арлекин» (Нью-Йорк, частное собрание, Z. 21. 145; D-R. 261).

Что дают нам эти параллели, ряд которых при более скрупулезном перечислении можно было бы значительно расширить, привлекая все новые и новые работы означенного периода? На первый взгляд - лишь возможность судить о хронологической эволюции протокубистского стиля Пикассо. Эти общие черты в столь различных по жанру и теме картинах кажутся чисто формальными элементами, не несущими никакой смысловой нагрузки в образном контексте такой картины, как «Королева Изабо».

Однако это не так. Прослеживая по этим произведениям, казалось бы, сугубо внешние взаимосвязи отдельных мотивов, невольно убеждаешься в том, что вопреки общепринятому суждению в природе протокубизма Пикассо заложены не отвлеченные формальные поиски, а глубоко значимый образный язык.

Несомненные формально-стилистические связи ведут от «Королевы Изабо», равно как и от других произведений зимы 1908-09 года, к самой крупной работе, узловому произведению этого периода - натюрморту «Хлебы и компотница с фруктами на столе» (Базель, Художественный музей, Z. 21. 134; D-R. 220). Эта большая композиция, изображающая посуду и скудную снедь, странно расставленную по поверхности раскладного столика на фоне патетических складок узорчатой драпировки, всем строением своего пластического организма являет образ значительный, концептуальный. Она исполнена сценической представительности: за инертным ликом мертвой природы проступает иное, энергическое выражение. Объяснение тому - в истории создания натюрморта с хлебами: удивительное превращение в образ натюрморта многолюдной сцены карнавального застолья. Честь публикации этого открытия принадлежит Кристиану Гелхаару.

Две группы эскизов (всего их шесть) неосуществленной на холсте сцены, называемой «Обед» или «Карнавал в бистро», отражают ее эволюцию от исходной идеи до неожиданного преображения в композицию базельского натюрморта. Смысл этой метаморфозы нельзя свести лишь к «процессу абстрагирования и распаду вещественности» (К. Гелхаар)-ведь как и вся эта компания в бистро, так и предметный мир натюрморта созданы художником по воображению.

И было бы столь же ошибочно, наблюдая поразительные замещения-метаморфозы, делать вывод о безразличии Пикассо к конкретной, вещественной стороне изображаемого. Напротив, увидеть в круглящихся линиях и точеном строении отягощенной плодами компотницы эквивалент женской фигуры, а в сочетании перевернутой вверх дном чашки с вертикально поставленным батоном хлеба угадать аналогию весомо опирающейся на поверхность стола руке мужчины позволяет живописцу бессознательное знание смыслов различных форм.

Далее: Закономерности образного мира